Басов (идет). Нет, не кажется... Я здоров... Я вообще нормальный человек, извините...
Дудаков. Нет... вы без шуток:
Басов. Шутки? Послушайте... вы, того, доктор... одним словом: врачу, исцелися сам! Кстати, спрошу вас - вы меня в воду не столкнете, а?
Дудаков (серьезно, пожимая плечами). Зачем же?
Басов (идет). А так... вообще... странное у вас... настроение.
Дудаков (угрюмо). Трудно говорить серьезно с вами...
Басов. И не говорите... не надо! А то вы очень уж оригинально понимаете серьезный разговор... Не будем говорить серьезно!
(Басов и Дудаков уходят. Справа выходят Соня и Влас. Из дачи Басова Замыслов, он торопливо бежит к сцене, его встречают шумом. Около него собирается тесная группа, он что-то объясняет.)
Соня. Не верю я в ваши стихи.
Влас. И напрасно... у меня есть талантливые вещицы, например:
Как персик, так и ананас
Природой создан не для нас.
О Влас! Не пяль напрасно глаз
На персик и на ананас!
Соня (смеясь). Зачем вы тратите себя на пустяки? Почему бы вам не попробовать отнестись к себе более серьезно?
Влас (тихо, таинственно). Премудрая София, я пробовал! У меня даже есть стихотворение, написанное по поводу этих проб. (Напевает гнусаво и негромко на мотив "Под вечер осенью ненастной".)
Велик для маленького дела,
Для дела крупного я - мал!
Соня (серьезно). Бросьте это! Ведь я чувствую, вам совсем не хочется дурить... Скажите мне, как бы вы хотели жить?
Влас (с жаром). Хорошо! Очень хорошо хочу я жить!
Соня. Что же вы делаете для этого?
Влас (уныло). Ничего! совершенно ничего не делаю я!
Марья Львовна (из леса). Соня!
Соня. Я - здесь. Ты что?
Марья Львовна. Иди домой... К тебе приехали гости...
Соня. Иду... (Марья Львовна подходит.) Поручаю тебе этого гримасника. Он городит чепуху и требует, чтобы его хорошенько отчитали за это. (Убегает.)
Влас (покорно). Ну, начинайте... Дщерь ваша пиявила меня всю дорогу от станции до сего пункта, но я еще дышу.
Марья Львовна (ласково). Голубчик! Зачем делать из себя шута? Зачем унижать себя... Кому это нужно?
Влас (не глядя на нее). Не нужно, говорите вы... Но - никто не смеется, а я хочу, чтобы смеялись!.. (Вдруг - горячо, просто, искренно.) Тошно мне, Марья Львовна, нелепо мне... Все эти люди... я их не люблю... не уважаю: они жалкие, они маленькие, вроде комаров... Я не могу серьезно говорить с ними... они возбуждают во мне скверное желание кривляться, но кривляться более открыто, чем они... У меня голова засорена каким-то хламом... Мне хочется стонать, ругаться, жаловаться... Я, кажется, начну пить водку, черт побери! Я не могу, не умею жить среди них иначе, чем они живут... и это меня уродует... И я отравлюсь пошлостью. Вот они... Слышите? - идут! Иногда я смотрю на них с ужасом... Уйдемте! Я хочу, так жадно хочу говорить с вами!..
Марья Львовна (берет его под руку). Если бы вы знали, как я рада видеть вас таким...
Влас. Вы не поверите - порой так хочется крикнуть всем что-то злое, резкое, оскорбительное...
(Уходят в лес. Шалимов, Юлия Филипповна и Варвара Михайловна выходят с правой стороны.)
Шалимов. Ай, опять серьезные слова - пощадите! Я устал быть серьезным... Я не хочу философии - сыт. Дайте мне пожить растительной жизнью, укрепить нервы... я хочу гулять, ухаживать за дамами...
Юлия Филипповна. Вы ухаживаете за дамами, не беспокоя своих нервов? Это, должно быть, оригинально... Почему же вы не ухаживаете за мной?
Шалимов. Не премину воспользоваться вашим любезным разрешением...
Юлия Филипповна. Я не разрешаю, а спрашиваю...
Шалимов. Но все-таки я буду смотреть на вопрос ваш как на любезное разрешение.
Юлия Филипповна. Ну, хорошо, оставим это... Отвечайте на мой вопрос... Но - правдиво!
Шалимов. Извольте: я допускаю дружбу с женщиной, но не считаю ее устойчивой... природу не обманешь!
Юлия Филипповна. Иначе - вы допускаете дружбу только как предисловие к любви?
Шалимов. Любовь! Я смотрю на нее серьезно... Когда я люблю женщину, я хочу поднять ее выше над землей... Я хочу украсить ее жизнь всеми цветами чувства и мысли моей...
Замыслов (у сцены). Юлия Филипповна, пожалуйте!
Юлия Филипповна. Иду! Пока до свиданья, господин цветовод! Приведите в порядок вашу оранжерею... (Идет к сцене.)
Шалимов. Немедленно! Какая милая, веселая... Вы что так странно смотрите на меня, Варвара Михайловна?
Варвара Михайловна. К вам удивительно идут ваши усы...
Шалимов (улыбаясь). Да? Благодарю вас. Вам не нравится мой тон? Вы строги... Но - право же, с ней как-то неловко говорить в ином тоне...
Варвара Михайловна. Я, кажется, теряю способность удивляться...
Шалимов. Я понимаю - вам странно видеть меня таким? да? Но ведь нельзя же быть столь крикливо откровенным, как истеричный господин Рюмин. .. О, простите! - это, кажется... ваш... друг?
Варвара Михайловна (отрицательно качает головой). У меня нет друзей...
Шалимов. Я слишком уважаю жизнь своей души для того, чтобы открывать ее пред... каждым любопытным человеком. Пифагорейцы сообщали свои тайны только избранным...
Варвара Михайловна. Вот, ваши усы становятся лишними на вашем лице!
Шалимов. Э! Что усы! Оставим их в покое. Вы знаете пословицу: с волками жить - по-волчьи выть? Это, скажу вам, недурная пословица. Особенно для того, кто выпил до дна горькую чашу одиночества... Вы, должно быть, еще не вполне насладились им... и вам трудно понять человека, который... Впрочем, не смею задерживать вас...
(Кланяется и идет к сцене, где собравшаяся публика молча смотрит, как Замыслов, с книгой в руке, тоже молча крадется по сцене, показывая Семенову, как надо играть. Из дачи поспешно идет Басов с удочками.)